Я – понял – алкоголь сближает. Он делает людей братьями, стирая возрастные и сословные различия. Мой лучший друг Александр Ястребков, представитель рабочего класса, монтажник- высотник, работает на свежем воздухе. Хотя себя он относит к самым низам нашего общества, но для меня он – всегда на высоте, причем как в переносном, так и в буквальном смысле – он чинит высотные трубы наших ТЭЦ. Болтаясь под всеми ветрами в ненадежной люльке, сотни раз в день нарушая технику безопасности, работая без страховки, он давно потерял всякий страх перед начальством, так сказать, преодолел тяготение земли, и его мысли обрели необычайную летучесть.
Как полагается пролетарию, он ненавидит власть, и своей способностью разлагать коллектив внушает серьезные опасения начальству, которое месяцами задерживает его зарплату и крутит его честно заработанные деньги.
"Яков, – говорит он мне – плохо не то, что мы пьем, плохо то, что мы все уходим в запой поодиночке. Нам не хватает сплоченности. Вот что нам нужно. Россию спасет всеобщая алкогольная забастовка. Это умная вещь – ты не до конца понимаешь. Ты представляешь – когда один напился – ерунда, когда десять – тоже, а когда вся страна – они беспомощны… Все они, даже Путин… Они не могут поставить прогул, оштрафовать, уволить по статье, они ав-то-ма-ти-че-ски нас прощают… Я когда вчера это мужикам объяснял, у нас даже главный инженер и тот обалдел. Ну, ты, – говорит, – Ястребков, даешь! У тебя даже высшего образования нет, а ты такое придумал…"
С Александром Ястребковым мы друзья уже десять лет. Я жалею, что мы не встретились раньше. Мы встречаемся пару раз в неделю, и каждая наша встреча приятна, как стакан старого Киндзмараули, выпитый на задворках абхазского дворика… Мой друг на четверть цыган, и после разговора с ним у меня такое чувство, как будто я час катался на тройке с бубенцами.
Александр Ястребков рассказывает мне о жизни чернорабочих. А им, для симметрии, он рассказывает обо мне. Изредка меня показывают по телевизору, и тогда они бросают работу и смотрят меня всей бригадой.
Однажды мне позвонили. "Яков! – услышал я, – ты меня не знаешь, я – это Вова, мы работаем с Сашей на трубе… Яш, ты хороший человек, ты знаешь, Яш, я раньше работал опером по наружке, и если за тобой следят, то мы подъедем и отметелим хоть кого, Яша, запиши номер…"
Я понял – алкоголь сближает. Мой близкий приятель со школы, я зову его просто Игорь, директор преуспевающего предприятия, публичный человек, достигший верхнего уровня среднего класса, тоже любит приподнять себе настроение. В таких случаях он обычно становится исключительно общительным и обходит цеха, последовательно братаясь с каждым из нескольких сотен своих сотрудников. Иногда он радует меня своими звонками.
–Это кто? – говорю я, не узнав.
– А это конь в пальто, уважаемый Яков Евгеньевич! – жизнерадостно объясняет мне трубка.
– Приветствую Вас, о сиятельный Игорь Вениаминович! – говорю я, пытаясь подладиться к нему в тон.
Ироническая привычка обращаться друг к другу по имени-отчеству сохранилась у нас со школьных времен. Самое сильное школьное впечатление моего товарища относится к тому далекому времени, когда он в составе вновь сформированного из новичков восьмого класса пришел в первый раз в нашу специализированную школу с английским уклоном. С его слов – а сам я не помню – в то далекое время я был на класс старше и поэтому решил взять на себя разъяснение вновь прибывшим некоторых устоявшихся школьных традиций. Построив всех новичков на школьном дворе, я сообщил им, что меня следует называть по имени-отчеству, сопроводив это объяснение парой не по-детски крепких выражений.
– Как поживаете, Яков Евгеньевич? – вежливо спрашивает меня мой приятель. Крепкие выражения действуют до сих пор.
–Да живой пока еще, сам удивляюсь, – даю я стандартный ответ.
– Настроение? – продолжает зондировать он.
– Какое настроение? Посмотрел на себя в зеркало в день своего сорокашестилетия и увидел в нем лицо незнакомого мне человека. Даже не верится, что это я.
– Яша, – говорит он, – ты прав, это не мы там, в зеркалах, Яша. Лично я так и говорю себе в таких случаях: "Не надо – это не я!"
– Правильно, Игорь – говорю я, – я так себе и сказал: "Нет, это не я, и я не знаю, кто этот в зеркале!"
– Правильно, Яша – говорит он. – В последний раз, когда это со мной было, я даже начал кричать на жену: "Это кто такой в моем доме?"
Я же говорю – алкоголь сближает. Иногда настолько, что мой товарищ звонит мне вторично.
– Яша, – говорит он, – пусть я странный, согласен, пусть я странный, но лучше быть странным, чем серым!
И, помолчав, он проникновенно добавляет: – Не будем серостью, Яша! И вешает трубку.
Наши товарищеские беседы длятся уже тридцать пять лет и бодрят, как армянский коньяк с солидной выдержкой.
Иногда моему бедному товарищу кажется, что он забыл со мной попрощаться. В таких случаях он звонит в третий раз, долго и сосредоточенно дышит в трубку, а потом выдавливает из себя единственное хорошо удающееся ему под конец рабочего дня слово.
"Бай!" – говорит он, внезапно перейдя на английский.
Я понял – алкоголь сближает. Мой третий знакомый – олигарх международного класса. По внезапной прихоти судьбы его торная торговая дорога пересеклась с кривой тропинкой моей жизни несколько лет тому назад. Он – капиталист-магнат, он владеет акциями, собственностью, фондами, заводами, газетами, а также – что почему-то производит на меня особенное впечатление – пароходами. Он знает все о фьючерсах, дивидендах и котировках. Коммерческий успех преследует его везде, словно тень. Он – царь Мидас двадцать первого века. Он богат, как Рокфеллер, и обладает широтой натуры не меньшей, чем у Рогожина из "Идиота" Достоевского. Но здесь он будет просто – Х (икс). Если я назову его настоящее имя, это может отразиться на мировом рынке и международных финансах. Ряд продуктов питания подорожает, цены на нефть упадут, и в двух экзотических странах произойдет революция.
Как у всех магнатов, у моего знакомого есть свои странности и причуды. Почему-то он не любит гаишников. Однажды, возвращаясь с мероприятия, он подъехал к одному из них, опустил стекло и спросил:
– Ты чего на меня уставился? Нет, че ты на меня смотришь? Жену и охрану, обидевшись на что-то, он к тому моменту уже успел высадить из машины.
Вы не представляете, какую скорость может развить автомобиль Audi Q7. Особенно летом в третьем часу ночи, когда все дороги соблазнительно свободны, а светофоры подмигивают тебе желтым. Эту погоню вам не покажут ни в одном блокбастере. Я сам не был очевидцем, но, говорят, дежурный городской полк ГИБДД не мог справиться даже близко, и пришлось подтянуть резервы из пары близлежащих сельских районов. Когда, наконец, мой высокопоставленный знакомый решил остановиться и выйти, от фар полицейских машин было светло, как днем, а вой сирен слился в один охотничий хорал. Дорогой костюм моего знакомого был, как всегда, безупречен, и только галстук от Версаче несколько сполз на сторону. В руках он держал туго набитый портфель крокодиловой кожи.
– Мужики, – сказал он, – вы чего? Может, вам просто денег надо? Так можете получить.
И приступил к раздаче средств. Говорят, для разруливания этой ситуации был поднят из постели сам местный генерал – начальник ГИБДД. Если весь полк и личный состав двух близлежащих сельских районов, не дожидаясь рассвета, хотят оставить службу и пишут заявление о досрочном увольнении на пенсию по собственному желанию – это по-настоящему серьезно.
Я знаю – алкоголь сближает. Мой знакомый бывает в нашем городе чаще всего пролётом. Его бизнес разбросан по всей стране, как мелочь, высыпавшаяся на пол из мешка инкассатора. Иногда он устает, и в утомленном состоянии его везут в одно элитное медицинское заведение в нашем городе. Но даже самая избранная, самая дорогая, самая элитная медицина бывает неэффективна, когда речь идет об организме выдающегося человека. Когда местные медицинские светила расписывается в своем бессилии, он звонит мне. Последнее время это бывает все чаще.
Снимая трубку среди ночи, я уже знаю, что в подъезде рядом с моей дверью стоят двое охранников, а внизу меня ждет ослепительно блестящий автомобиль. Мой знакомый, лежа под капельницей, нетерпеливо ждет меня в зарезервированной пожизненно на его имя больничной палате. Не теряя ни секунды, я выезжаю. Наши экстренные встречи ударяют мне в голову, как стакан джина с тоником.
– Обычное бытовое отравление, Яков Евгеньевич, – тщательно выговаривая слова, пояснил мой знакомый, когда я впервые увидел его в этом положении, и больше я никогда не задавал ему никаких лишних вопросов. Мой знакомый привык к беспрекословному подчинению. Он из тех, кто всегда контролирует ситуацию, для него не бывает мелочей.
– Сколько капель в минуту? – сурово спрашивает он у медсестры.
– Примерно шестьдесят, – посмотрев на капельницу, оторопело отвечает та.
– Поставьте шестьдесят пять, нет, даже шестьдесят восемь – мне нужно поговорить с Яковом Евгеньевичем на серьезные темы… – приказывает он, и после этого быстро задает мне два десятка вопросов о политическом положении, последних новостях и моих творческих планах. Некоторые мои ответы так ему нравятся, что он принимает решение дополнительно сблизить наши отношения. В таких случаях он вызывает своих подчиненных прямо в палату и поочередно представляет их мне, попутно давая краткие характеристики каждому сотруднику. С вежливой и безмолвной улыбкой, на японский манер, сотрудники появляются один за другим и исчезают по мановению его руки. Однажды мой знакомый решил, что я заслуживаю, чтобы мне была представлена его семья. В тот день я познакомился с его отцом, матерью, старшей и младшей сестрой, шурином, тремя племянниками, женой и детьми от первого брака. Особенное сожаление моего знакомого вызвало то, что его родная тетя не смогла немедленно вылететь из Бишкека для знакомства со мной, поскольку в тот момент там происходили беспорядки.
– Яков Евгеньевич, – наконец говорит он, – я сейчас посплю тридцать четыре минуты, а потом бы я хотел услышать ваше мнение о совещании в Давосе, завтра мне делать там доклад.
– Шамиль Надирович, – говорю я, – я боюсь – поздно… жена будет волноваться… вы знаете…женщины… бытовые проблемы…
– Не волнуйтесь, Яков Евгеньевич, – перебивает он меня, – вы находитесь в обществе Большого Специалиста по Решению Бытовых Проблем.
И я остаюсь. Вы считаете это унизительным? А я вижу в этом свой сословный долг. Наше общество безнадежно деградировало с потерей традиций. У нас нет ни феодалов, ни самураев, ни этикета. Но кто-то должен носить шлейф за королевой, и кто-то не должен сидеть в присутствии короля. В компании моего знакомого я чувствую себя князем Мышкиным в свите Рогожина из "Идиота". И я остаюсь.
– Бытовые проблемы Якова Евгеньевича уже решены? – проснувшись и свирепо глядя на своего референта, стоящего у кровати, спрашивает мой знакомый.
Я же говорю вам – алкоголь сближает! Сегодня, когда наша власть беспомощно ищет духовные скрепы, чтобы ими сплотить распадающееся общество, я предлагаю просто не поднимать акцизы. Зачем? Ведь алкоголь сближает, проникая в нашу кровь, он делает нас похожими на сообщающиеся сосуды. Он, как антифриз, не дает замерзнуть нашим подлинным чувствам в условиях российских морозов.
Так давайте нальем… то есть я хочу сказать, давайте не дадим угаснуть этой последней, объединяющей нас, воистину русской традиции. Я готов подать пример. Я – творческий человек, настолько творческий, что иногда даже и сам не знающий, чего от себя ждать, я – непьющий человек, но относящийся к той редкой породе людей, которые и трезвые всегда наполовину пьяны, я – не всегда выдержанный, но в целом корректный мужчина сорока шести лет, двадцать лет находящийся в прочном браке, отец семейства, имеющий двоих детей, никогда не привлекавшийся к уголовной и административной ответственности и не нарушавший правила общежития, с грустными глазами и хорошими манерами воспитанного человека… оставляю за собой полное право уйти в запой, причем сделать это внезапно, без предупреждения, с размахом и в самый неподходящий момент...
Первое, что я тогда сделаю, находясь в этом блаженном состоянии, это отметелю начальство своего друга Александра Ястребкова за то, что оно задерживает его зарплату…
Пусть знают наших – алкоголь сближает!
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
